Hobby Talks Podcast

В этом мини-выпуске Домнин рассказывает про Чингисхана.

Hobby Talks Text

Сегодня мы поговорим о монгольских завоеваниях и о личности Чингисхана, который за всем этим стоял.

Надо вам сказать, что империя Чингисхана не была ни первым, ни даже первым известным из государств кочевников. Кочевники – это такой архетип, знакомый практически всей Евразии, почти во всех углах хоть какие-нибудь кочевники да были. В Европе были венгры, в Азии – вообще пруд пруди, на Ближнем Востоке – кочевые арабы в пустыне, бедуины, и до сих пор там кочуют отдельные, не желающие осесть и жить как все нормальные люди.

При этом кочевник, как правило, обозначает неприятности. С чем это связано? С тем, что у кочевников над мирными осёдлыми землепашцами есть довольно много преимуществ. Во-первых, суровый образ жизни закаляет и воспитывает из всех воинов; во-вторых, кочуют обычно верхом на животных, то есть кочевая армия – это армия конная, а конная армия имеет преимущество перед пешей при схожем уровне обучения. Кроме того, на стороне кочевников внезапность, мобильность, маневренность, гибкость – всё то, чего нет у ополчения разных оседлых народов. Кроме того, жизнь в степи всегда была более суровой и менее приятной, чем жизнь современного им горожанина, и постоянные конфликты были неизбежны.

Конфликты эти шли с постоянным кажущимся перевесом кочевников. Почему кажущимся? Дело в том, что налёт кочевой орды на ничего не подозревающие деревни, разумеется, приведёт к многочисленным жертвам, потерям, огромному количеству награбленного, угнанных пленников и всему такому. Неудивительно, что у осёдлых народов есть куча мифов, сказок и страшилок для детей про то, что если они не будут есть кашу, то за ними приедет злой татарин и уволочёт их и съест.

Многие не знают, но вот знаменитая европейская молитва “Спаси нас, Господи, от ярости норманнов” имеет продолжение: ”…и стрелы мадьяров”, то есть от кочевых предков современных венгров; Великую Китайскую стену построили для защиты от кочевых племён с севера; персидский царь Дарий ходил в поход на скифов и, если верить грекам, а именно Геродоту, пришёл с фигой.

Хорошо, но возникает вопрос: если кочевники такие могучие, то что же они не завоевали весь мир и не стали основой для современной цивилизации? Наша цивилизация ведь в основном базируется на осёдлом хозяйстве и осёдлой культуре. Связано это с тем, что, несмотря на многие преимущества, у кочевников также и множество недостатков.

Начнём с того, что кочевой образ жизни крайне плохо сочетается с ремеслом, с какой-либо добывающей промышленностью, и тем более с такими сложными вещами, как металлургия. В результате практически у всех кочевников более или менее сложное техническое вооружение – типа сабель, металлических доспехов – было практически таким же, как у ближайшего оседлого народа, у которого всё это либо грабилось, либо выменивалось, либо каким-то другим способом добывалось, например, в качестве дани.

Кроме того, если оседлые жители могут в случае налёта кочевников, не знаю, построить форт или воздвигнуть вокруг поселения стену и сидеть за ней – и кочевники ничего не смогут с этим сделать, поскольку не имеют техники и вообще понимания, как нужно вести осаду, как вести штурм, как вообще брать укреплённые города и так далее – то вот если армия осёдлого народа заявится в степи, кочевники даже убежать от них нормально не смогут, если не будут знать заранее.

Дело в том, что, действительно, армия кочевников очень быстра и может покрывать совершенно фантастические для пешей армии расстояния, но своё имущество (а имущество кочевников – это стада) они не могут так же быстро перемещать. Кочевая орда в полном составе будет двигаться со скоростью питающихся подножным кормом коров. Несмотря на то, что коровы умеют очень быстро бегать, если чего-то испугаются, в норме они, как, я думаю, все себе представляют, ходят медленно – поэтому уйти со своими жёнами и детьми от преследования даже пешей армии кочевникам весьма непросто.

Спрятаться в степи трудно, и дело тут не в том, что там нет ни лесов, ни гор каких-нибудь, нет, в степи тоже можно укрыться благодаря её бескрайности – дело просто в том, что огромные массы скота оставляют за собой очень заметный след, по которому прямиком к орде и выйдут преследователи. Карательные экспедиции в степь снаряжались регулярно и были весьма успешными, часто заканчивались гибелью целых народов.

Можно вспомнить, что у Киевской Руси под боком были то хазары, то печенеги, то потом половцы - и все они плохо кончили. Часто, конечно, бывало такое, что большие страны, целые империи платили кочевникам дань. Но дань платили главным образом не потому, что они такие страшные, а потому, что так было, как ни странно, дешевле: дешевле немного заплатить (и можно даже попробовать как-нибудь подкупить, чтобы они стали чем-то типа бесплатных казаков или пограничников), чем снаряжать карательную экспедицию на годы в дикие места, где ни разведанных дорог, ни запаса продовольствия, ни баз, ни квартир, даже чистой воды может не быть. Тем не менее, в истории планеты было довольно много случаев, когда кочевникам из степей и из пустынь удавалось изрядно дать жару всем окружающим и оставить о себе серьёзную память – как историческую, так и в виде культурного наследия. О самом вопиющем примере мы сегодня и поговорим.

Итак, монголы появились где-то в VIII веке в окрестностях Забайкалья и современной Монголии. Надо понимать, что никакими монголами они сами себя не называли, они говорили на разных вариантах языка, который потом превратился в современный монгольский, но себя они считали прежде всего членами разных племён, монголами их обозвали китайские летописцы.

Жили монголы в степи и занимались кочевым скотоводством. Из-за такого хозяйственного уклада у них сформировался общественный строй, называемый кочевым феодализмом. Почему “кочевым”: дело в том, что при нормальном феодализме собственностью является земля, и владение землёй, а также степень связи с ней в экономическом плане определяет социальное место человека. В степи земля никому была не нужна, там всем был нужен скот, который по этим землям ходил. Поэтому даже слова “владение” как такового у монголов не было, у них была такая вещь, как “улус”. Улус – это скот, люди – в общем, материальное имущество; а вот “нутуг” – это кочевье, это земли. С нутугами монгол расставался более или менее легко, можно всегда откочевать в какое-нибудь другое место, а вот с улусом – нет, за улус они будут драться насмерть.

Как и в любом феодальном обществе, у монголов все делились по слоям: наверху стояли ханы, ниже ханов стояли нойоны. Нойоны – это племенная знать, нойон мог быть главой небольшого племени, обычно зависимого от какого-нибудь другого, хан обычно возглавлял племя независимое или племенной союз. У каждого приличного хана или нойона была своя дружина, члены дружины так и назывались – “нукеры”, “нукер” – это “друг” буквально. Чтобы вся эта братия не померла с голода, на них должны были постоянно горбатиться харачу – это незнатные монголы.

Харачу, в свою очередь, включали, а потом и почти полностью превратились в так называемых аратов. Это такие полузависимые, полукрепостные пастухи, обычно среднестатистический арат владел несколькими головами скота – овец, коров, ну, может быть, коней иногда, и при этом пас довольно большое стадо своего феодального повелителя и за это имел небольшую долю, допустим, с удоев и иногда – с приплода. То есть, проще говоря: стадо в сто коров, арат его пасёт, за это он имеет право на удой молока с десяти коров плюс каждый второй год ему дают несколько телят, родившихся с этого стада, за это он должен следить за всеми.

Ещё ниже аратов стояли боголы, богол – это уже просто раб, холоп. Как правило, боголами становились военнопленные или какие-нибудь преступники провинившиеся. В военнопленных недостатка не было, поскольку к концу XII века монголы только и делали, что воевали то друг с другом, то с окрестными племенами. Почему так получилось?

Дело в том, что в X-XI веках Великая Степь – в том регионе, где жили монголы – не была ещё степью в прямом понимании слова, она представляла собой что-то типа большого луга, на котором текли достаточно полноводные реки и попадались целые леса, но в XII веке климат изменился: он стал более засушливым, Степь стала собственно степью, и расплодившиеся за тучные века монголы оказались в не самом приятном положении.

Из-за этого между ними начались постоянные распри, набеги и грабежи. Войну монголы вели главным образом для грабежа, захвата рабов и скота (просто потому, что ничего другого-то у них не было: захват территории в кочевом обществе – совершенно бессмысленное занятие), и потому войны со временем выливались в бесконечную вендетту: одно племя напало на другое, растрепало его, угнало много пленных; второе племя восстановилось и пошло в отместку напало на первое, тоже его растрепало, увело в полон и угнало скот. Так между племенами начались бесконечные кровавые распри, которые тянулись лет по сто.

Масла в огонь подливали сопредельные державы, главным образом Китай. О нём поподробнее: дело в том, что к тому времени единого Китая не существовало – напомню, мы говорим о рубеже XII-XIII веков – собственно Китай, а именно династия Сун, занимала только южную половину современного Китая, а Северным Китаем владела династия Цзинь. Династия Цзинь состояла из некитайцев, это были чжурчжэни – другие кочевники, которые с северо-востока напали на Китай и завоевали его.

Но напали они опять же не на китайскую династию, а на другую варварскую династию, династию Ляо, которые были этническими киданями – это третьи варвары, тоже с севера, из степей. Часть киданей вынуждена была остаться и служить в качестве аристократии и учёных новым властям, другая часть во главе с Елюем Даши ушла на запад и основала там государство Кара-киданей – современная Южная Сибирь и восток Казахстана. Государство это со временем стало очень полиэтничным и полирелигиозным: там были и христиане несторианского толка из бежавших с Ближнего Востока, и буддисты, и мусульмане. Между прочим, именно это государство стало предтечей для сказок о находящемся где-то на востоке государстве Пресвитера Иоанна, в русских летописях он более известен как царь-поп Иван.

Так вот, династия Цзинь (между прочим, они себе не просто так взяли такое название: “цзинь” означает “золото”, они взяли такое название специально чтобы подколоть предыдущую династию Ляо, которая типа “железо”, а вот они “золото”, они круче), будучи кочевниками, покорившими кочевников, покоривших китайцев, они прекрасно понимали себе опасность шатающихся вдоль северной границы кочевых племён. Поэтому цзиньская администрация поначалу крайне умело действовала на разобщение монгольских племён, на разжигание между ними розни, на постоянное вмешательство в межплеменные распри, на стороне слабейших как правило – всё это делалось для того, чтобы не допустить консолидации монгольских племён и появления прямой угрозы для северных рубежей.

Например, периодически китайские правители вывешивали награду за голову того или иного степного деятеля, поэтому конкурирующие племена были рады его изловить и доставить в Китай, чтобы там он отправился к предкам на деревянном осле… проще говоря, был прибит гвоздями к деревянным козлам на площади. Первоначально главными проводниками китайских интересов в степи было племя татар, по этой причине в китайских летописях монголов в целом называют татарами – ну, потому что они привыкли там к своим татарам, всех остальных обычно называли “чёрными” татарами, “хара-татары”. Из-за вот этой небрежности в китайских летописях у нас теперь полмира путает татар с Татарстана с монголами, хотя они даже не шибко близкие родственники.

И до поры до времени цзиньцам удавалось купировать активность племён и обеспечивать сравнительную безопасность для своих рубежей; но империя начала вступать в период затяжного кризиса, борьбы между клановыми группировками, в которых пострадали как раз те члены государственной элиты, которые должны были заниматься монгольским вопросом. Кроме того, киданьская аристократия, составлявшая довольно значительную часть военной элиты, почувствовав слабину государственной власти, начала проявлять своевольство, внаглую расхаживать в национальных прикидах и именоваться национальными именами, и при этом никакой кары за это не понесла, что тоже было воспринято как слабость.

Тем временем у нойона племени тайчиутов по имени Есугей-багатур родился сын. Сына этого он назвал в честь татарского нойона Тэмуджина, которого незадолго до того взял в плен и казнил. Тайчиуты были достаточно большим племенем, одним из главных племён; другими были уже упомянутые татары, общавшиеся с китайцами, меркиты, враждовавшие с тайчиутами, кереиты – в ту пору ими руководил хан Тогорил, который был побратимом Есугей-багатура; кроме того, кереиты были интересны тем, что в значительной степени, если не в большинстве, являлись христианами – и, наконец, найманы. Найманское ханство было, пожалуй, самым мощным из всех, но они жили на отшибе на западе Монголии, на востоке современного Казахстана, и тоже были по большей части христианами несторианского толка. Разумеется, было ещё множество мелких племён, которые так или иначе тяготели либо к тем, либо к другим, это такие племена, как олхонуты, хунгираты, хори-туматы, джаджираты и многие другие.

Был Есугей-багатур настолько суров, что его даже в бою никто не смог одолеть, вместо этого его отравили – как считается, татары на стоянке. После этого семью Есугея постигли самые неприятные последствия: весь их улус развалился, поскольку некому было его защищать, разные родственники и соклановцы растащили скот и холопов по своим дворам, а во главе племени тайчиутов встал дальний родственник Есугея, Таргутай-Кирилтух. Разумеется, этому Таргутаю даром был не нужен живой Тэмуджин, сын Есугея, который претендовал на справедливо награбленное, так что он попытался сразу же извести неудобное семейство. Тэмуджину даже пришлось некоторое время посидеть у него в боголах и поносить на шее кангу – это такая колодка для рабов, которые склонны к побегам.

Однако ладить с людьми Таргутай-Кирилтух не очень-то умел, поэтому верные и недовольные Таргутаем люди помогли Тэмуджину сбежать. Сбежав, он тут же заручился поддержкой влиятельного шамана Тэб-Тенгри, своего друга детства, которого тогда звали Кокэчу. Благодаря его поддержке ему удалось жениться на дочери племени хунгират Бортэ, которая была ему просватана ещё во время, когда был жив его отец, а в теперешнем бедственном положении он, конечно, не мог на неё претендовать, и без заступничества шамана получил бы фигу. В качестве приданого ему была дана дорогая соболья доха; доха – это такая одежда свободная, типа епанчи или пончо, только меховая.

С этой дохой в руках Тэмуджин явился к другу своего покойного отца Тогорилу, упоминавшемуся уже хану кереитов. Доху он ему подарил в качестве широкого жеста и попросил поддержки. Спрятавшись за Тогорила и пользуясь поддержкой другого своего старого друга, Джамуги, Тэмуджин смог собрать неплохую дружину. Видя такое дело, к нему вскоре перебежали разные родственники, те, которые первыми предали его мать после смерти отца Есугей-багатура – теперь они уже прибежали к нему за защитой, поскольку режим Таргутай-Кирилтуха для них оказался жестоковат.

Таким образом у Тэмуджина появился свой собственный улус; вправда, улус этот был лоскутным, поскольку держалось всё там на честном слове, авторитете и страхе перед Таргутаем, и помощи от родичей Тэмуджину было не много: грабить они были большие молодцы, а вот как делать дело, помогать – почему-то их было не доискаться никогда.

Вместе с названым отцом ханом Тогорилом и названым братом (названый брат по-монгольски – анда) Джамугой Тэмуджин принял участие в китайской операции по прессованию племени татар, которые, с точки зрения империи Цзинь, стали слишком уж сильны и поэтому из удобного инструмента превратились в неудобную угрозу. Успех принёс Тэмуджину не только долю добычи, но и звание джаутхури (джаутхури – это что-то вроде полковника в цзиньской армии), Тогорил получил звание вана (это князь, генерал, смотря как посмотреть) – с тех пор стал называть себя Ван-ханом. Вот это вот «Ван-хан», вероятно, проникло в западные языки и стало ещё одним кирпичом в фундаменте легенды о короле-христианине с Востока по имени Пресвитер Иоанн: ну, ван, Иван, Иоанн…

Однако отношения с союзниками у Тэмуджина довольно быстро испортились: его названый брат, нойон Джамуга, по всей видимости, испытывал страх перед экспансионистскими намерениями Тэмуджина, и стал стараться ставить ему палки в колёса. Вроде как брат этого самого Джамуги был убит впопыхах и спешке, когда пытался отогнать табун коней у Тэмуджина, и вроде как из-за этого между ними проскочила первая ссора. Но, вероятно, это всего лишь повод, или, может быть, даже легенда, поскольку конфликт между Тэмуджином, стремившимся к переводу монгольского государства на новый уровень (собственно, государства) и Джамугой, который бредил всякими сказками про славные времена, когда все были свободными и вольными нойонами – это всё было неизбежно.

Джамуга попытался объединить вокруг себя недовольных либо Тэмуджином, либо Ван-ханом, таких набралось достаточно, чтобы сформировать довольно большую коалицию, во главе которой встал сам Джамуга, принявший титул гурхана, то есть такого верховного хана. Затея эта завершилась неудачно, и тогда Джамуга решил попытаться сыграть на сыне Ван-хана - Нилха-Сангуне. Нилха-Сангун этот завидовал Тэмуджину, поскольку чувствовал себя обделённым: как бы он такой родной сын, а Тэмуджин – всего лишь названый, пришлый, и он считал, что ему полагается больше отеческого внимания. Кроме того, он опасался, что после того, как его отец умрёт, Тэмуджин неизбежно нацелится на его улус.

Расчёт оправдался: постаревшего Ван-хана ему удалось отпихнуть от работы и двинуть армию кереитов на улус Тэмуджина. Он к тому времени был ослаблен – ослаблен он был бегством нойонов-родичей Тэмуджина, которым надоел его контроль, и они примкнули к Нилха-Сангуну и Джамуге. В битве Тэмуджин был побеждён и вынужден отступать. Кое-как собрав тех, кто не убежал и не отстал, Тэмуджин пересчитал их и понял, что нужно тянуть время, обязательно, как угодно. И стал рассылать дипломатические послания, которые были призваны, во-первых, затормозить действия его врагов, во-вторых, разобщить их между собой.

Главной целью был Ван-хан, поскольку Тэмуджин всё равно был к нему привязан, и его будет легче переубедить. О том, что именно было в тех посланиях, есть разные версии, вот один из (художественных) вариантов:

“За что, хан-отец, разгневан на меня, за что лишаешь покоя? В давние времена тебя, как и меня сейчас, предали нойоны, и с сотней людей ты был вынужден искать спасения в бегстве. Тебя принял, обласкал, стал твоим клятвенным братом мой благородный родитель Есугей-багатур, его воины стали твоими, и ты возвратил потерянный улус – не за это ли гневаешься на меня? Вспомни, хан-отец, как в твои нутуги пришёл с найманами твой брат Эрке-Хара: ты искал помощи в землях тангутов – нашёл унижение; ты просил воинов у гурхана кара-киданей – тебе отказали; слабый от голода и дальних дорог, в одежде, которую неприлично носить и простому нукеру, ты пришёл ко мне, и я отправился в поход на меркитов, побил их и всю добычу отдал тебе – не за это ли сегодня преследуешь меня?

Стремя в стремя мы ходили на врагов, хан-отец, и все они склонялись перед нами. Я никогда не говорил, что моя доля плоха и я хочу большей, или что она мала и я хочу лучшей – по первому слову, по первому зову я спешил к тебе – не за это ли хочешь теперь бросить меня под копыта своих коней?”

Другое послание он отправил своим беглым родичам-нойонам: “ В трудные времена, когда не дожди и росы увлажняли родную землю, а кровь наших людей, когда младшие не признавали старших, а старшие не заботились о младших, я говорил Сача-беки: «Стань ханом ты, и я побегу у твоего стремени» – Сача-беки отказался; тогда я сказал тебе, Алтан: «Стань ханом ты, и я буду стражем у порога твоей юрты» – ты не захотел; я сказал тебе, Хучар: «Стань ханом ты, и я буду седлать твоего коня» – ты не пожелал. Вы все в один голос сказали мне: «Будь нашим ханом ты, Тэмуджин» – я согласился и дал клятву обезопасить наши владения от врагов.

Из одного сражения я кидался в другое, я сокрушил татар, я подвёл под свою руку тайчиутов, я много раз побивал меркитов, своим мечом я добыл то, чего наша земля не знала многие годы – покой, я взял много скота, женщин и детей, белых юрт, лёгких на ходу телег – и всё раздал вам; для вас я облаял дичь степей и гнал на вас дичь гор – чего не хватало вам? Что вы пошли искать в чужом улусе, преступив свою клятву?”

Такой обстоятельный подход к дипломатии дал свои плоды: во-первых, Ван-хан заявил, что не будет больше принимать участия ни в каких операциях против Тэмуджина, во-вторых, начала понемногу разваливаться анти-тэмуджинская коалиция, часть от неё откололась и решила сперва, воспользовавшись суматохой, напасть на Ван-хана.

Тем временем Тэмуджин, получив передышку и собрав всех, кого смог, внезапным ударом ночью, незамеченным подобравшись к куреню – курень, если что, это так называется кочевое становище – так вот, подобравшись к куреню кереитов, он смог его внезапным ударом захватить, так что Ван-хан и его сын Нилха-Сангун едва успели уйти бегством. Таким образом Тэмуджин снова стал главной силой во всей степи.

Единственной проблемой, которая у него оставалась, был всё тот же беспокойный Джамуга, его бывший названый брат. Джамуга бросился за поддержкой к хану найманов. К тому времени ханство найманов уже перестало быть самым большим и сильным в степи, поскольку после смерти Инанча-хана, мудрого правителя и серьёзного полководца, владение было разделено между его сыновьями – между Буюрук-ханом и Таян-ханом – но всё равно даже Таян-хан представлял собой очень грозную силу.

Вероятно, это было связано с пассивностью того крыла, которым должен был командовать Джамуга; есть разные версии, почему Джамуга действовал так вяло и нерешительно: одни говорят, что он был болен, другие – что ранен, третьи – что ещё с ним что-то не то было, но я считаю наиболее вероятной другую мысль: Джамуга всё это затеял для того, чтобы сохранить уже отжившие порядки, феодальную раздробленность степи, когда каждое племя было само по себе и каждый нойон был примерно равен по силе остальным, и никто не мог возвышаться над другими, а теперь он посмотрел на то, чего добился, и подумал: “Ну и что будет? Ну вот победим мы сейчас Тэмуджина, дальше что? Дальше в степи останется единственный повелитель Таян-хан, и всё. За что я бился – всё равно умерло, как я ни старался”.

Он был схвачен Тэмуджином – ну, не самим Тэмуждином, на самом деле, Джамугу сдали последние члены его отряда, решив, что таким образом они купят себе прощение и даже награду получат. Но вместо этого Тэмуджин приказал их казнить, сказав, что ему предатели и изменники тут совершенно не нужны. Самому Джамуге было предложено стать правой рукой Тэмуждина, но тот отказался и попросил убить его как-нибудь попочётнее – и ему сломали хребет. Почему сломали хребет – потому что таким образом не проливается кровь, и смерть получается благородной. Другим вариантом было закатывание живого в войлок, чтобы умер от недостатка воздуха – так Тэмуджин расправился со своими мятежными родственниками.

Чтобы формализовать господство над степью, Тэмуджином был созван курултай – то есть что-то типа съезда знати, парламент такой степной. На курултае, благодаря посредничеству всё того же шамана Тэб-Тенгри, обеспечивавшему идеологическую обработку населения, Чингисхан был объявлен хааном, или каганом, то есть верховным ханом, под именем, собственно, Чингисхан. Что означает “Чингисхан”, не знает никто, разные исследователи выдвигают разные гипотезы разной степени бредовости: какие-то говорят, что это якобы “Океан-хан”, другие – “Великий хан”, третьи – “Абсолютный правитель”, четвёртые ещё чего-то придумывают; лично я считаю, что ни то, ни другое, ни третье не вызывает никакого доверия, и лучше оставить Чингисхана Чингисханом.

Получив, наконец, формальный карт-бланш, Чингисхан взялся за преобразования. Во-первых, он избавился от Тэб-Тенгри, сломав ему хребет, потому что свою роль тот уже сыграл и становился чересчур самостоятельным; во-вторых, Тэмуджин довольно давно к тому времени уже думал над тем, почему после каждого объединения племён – а такие уже бывали, можно вспомнить первого хана монголов Хабула, потомком которого вроде как был сам Тэмуджин – они снова распадаются: а вся проблема была в родоплеменной структуре общества, то есть все эти племена так или иначе представляли собой центробежные силы, пытались отделиться, перейти под власть родовых нойонов, куда-нибудь там откочевать.

Вместо родоплеменной структуры Тэмуджин ввёл десятичную, то есть вместо племён все делились на десятки, десятки объединялись в сотни, сотни объединялись в тысячи, а тысячи – в десятки тысяч, “тумены”, они же “тьмы”. В одном тумене были люди совершенно разных племён, и переходить из тумена в тумен они не могли, потому что закон предписывал за это теперь смертную казнь. Нойон, поставленный над таким туменом, уже не мог взять и поднять сепаратистский мятеж - просто потому, что его люди никакого отношения к нему самому не имеют, он к ним поставлен был Чингисханом, и без Чингисхана он для них никто. На случай всяких вооружённых выступлений и прочих недовольных была организована ханская гвардия, называлась эта гвардия “кешик”, и служили в ней кешиктены – лучшие воины, которые должны были служить для Чингисхана “железной уздой, надетой на племена”.

Все эти мудрые установления были собраны в Великой Ясе. Яса считается чем-то типа свода законов, но на самом деле это просто было такое собрание цитат из Чингисхана, каждая из которых была законом сама по себе. По этой Ясе была устроена не только военная организация монголов, но и их мирная жизнь, которая, строго говоря, от военной организации не отделялась никак: гражданские тоже были членами десятков и тоже должны были служить. Была установлена круговая порука, то есть за бегство одного из десятка или за проявленную трусость казнили весь десяток, однако одними только суровостью и террором Яса не ограничивалась.

Она превозносила верность, преданность и храбрость, то есть противник, который отчаянно оборонялся и при этом до последнего сохранял верность своему господину там или стране, обычно щадился и даже получал предложение присоединиться к войску Чингисхана, а если он отказывался, его просто отпускали и могли даже дать ему чего-нибудь на дорогу. С другой стороны, трусов, которые сперва стали обороняться, а через полчаса дрогнули и побежали, моля о пощаде, Яса предписывала всех истреблять, а кто из них к какому-нибудь делу способный – обращать в рабство. Были там и разные другие полезные установления, главным образом хозяйственного пошиба, например, почтовую службу первым организовал, в современном более или менее понимании этого слова, именно Чингисхан.

Однако. Собрав такую державу и имея такое войско, Чингисхан встал перед проблемой: войско желало ходить в походы, а без походов в нём заводились разные вредные мысли, разброд и шатание. Первыми Чингисхан подгёб под себя разные народы Южной Сибири: живших тогда там киргизов, бурят, ойратов; якуты из-за нашествия Чингисхана вынуждены были откочевать туда, где они сейчас живут, культуру в Приморье – а была такая, и довольно развитая – Чингисхан вообще так раскатал, что её только недавно откопали, а до того про неё и слыхом никто не слыхивал. Но это всё было ерундой, войско хотело чего-нибудь большого и вкусного!

А надо вам сказать, что земли современного Западного Китая, там, где сейчас Синьцзяно-Уйгутский автономный округ, и чуть повосточнее, где земли северо-западных Ма бывшие, занимало государство Западное Ся, оно же империя тангутов, оно же, по самоназванию – Белое Высокое государство Великого Лета. Это тангутское царство было таким полуварварским, полукитайским государством, где часть населения была кочевниками и пасла скот, а другая часть жила в городах из необожжённого кирпича и занималась торговлей, ремёслами и всяким таким. По религиозному составу там были в основном буддисты, но много было и христиан. Первым нападением был, в общем-то, налёт – они просто разграбили два уезда, захватили одну крепость и один город и вернулись с богатой добычей: целыми караванами из верблюдов, нагруженными шелками, золотом, серебром и всяким таким.

Из-за такого потрясения в в государстве тангутов тут же случился государственный переворот: старого императора куда-то спихнули, отправили в деревню и убили, а на его место посадили нового. Новый, правда, никаких выводов совершенно не сделал, и, когда монголы пришли во второй раз, в деревню поехал и скоропостижно скончался уже он.

Поначалу монголы не очень понимали, что делать с укреплённой столицей, брать крепости они не умели, но у них было упорство, которое, как известно, и камень точит. Они попытались подтопить город, запрудив реку, которая через него протекала: поначалу по неопытности подтопило их самих, им пришлось перебраться на участок повыше, но потом дело пошло на лад, город затопило, а так как он был сделан, как я уже сказал, из необожжённого кирпича, здания стали размокать и рушиться. Поглядев на такое, правительство приняло решение сдаться.

Сдаться им пришлось на тяжёлых условиях, заплатив изрядную контрибуцию, отдав дочку императора в жёны Чингисхану и пообещав дальнейшее содействие в войне с восточным государством Цзинь. А война с Северным Китаем была неизбежна: дело в том, что, несмотря на царящий в стране бардак, там всё равно заинтересовались происходящим в степи и послали туда посольство. Посольство это должно было как-нибудь припугнуть Чингисхана и попробовать получить от него удостоверение в вассальной преданности. Но Чингисхан не мог сделать такого: встать на колени, какую-то там принять грамоту жалованную в подтверждение своего ханства – тогда бы вся его власть рухнула через две недели самое большее. Поэтому была война.

Война прошла гораздо быстрее и легче, чем ждал сам Чингисхан: Великая Китайская стена пала буквально за считанные дни, там была захвачена крепость – даже, по-моему, и не одна – и в руках Чингисхана оказался проход на сердце Северного Китая, провинцию Ляодун. Императорские генералы не могли ничего поделать: либо бежали как бараны, либо сдавались. Гарнизоны тоже тут же вывешивали белый флаг – ну, фигурально.

Киданьская аристократия, почувствовав свою безнаказанность, тут же восстала, во главе с Елюем Люге, и попросила у Чингисхана позволения основать небольшое вассальное государство на восточном побережье. Династии Цзинь пришлось заключить тяжёлый мирный договор, отдав огромный выкуп и тоже дочку их бывшего императора в жёны – но это её (династию, не дочку) всё равно не спасло, поскольку вскоре вторым походом монголы её добили.

Разобравшись с бывшими китайскими сюзеренами, Чингисхан повернул свой взгляд на Запад. А поворачиваться там было куда, поскольку уже упоминавшееся ханство кара-киданей, оно же государство кара-китаев в некоторых источниках, начало представлять опасность. Дело в том, что туда, под крыло гурхана Чжулуху, бежал сын разгромленного и убитого хана найманов Даяна, Кучулук.

Там он сумел жениться на дочери гурхана Чжулуху и развил бурную деятельность: с помощью интриг и решительных действий ему удалось отстранить старого и глуповатого пьяницу-тестя от власти и сесть во главе кара-киданей самому. Он стал совершать набеги на восток, на земли Чингисхана, и дни его были, разумеется, сочтены.

Помимо Чингисхана с востока, у него было гораздо больше своих проблем, которыми, честно говоря, ему надо было заниматься в первую очередь: дело в том, что государство кара-китаев было своего рода христианскими кочевниками, захватившими власть над горожанами-мусульманами, и такой тандем долго продолжаться без большой крови не мог. Кучулук, как будто было мало обычных проблем, взял и запретил мусульманам публичные богослужения. Запретил потому, что, когда мусульмане читали хутбу на богослужении, они не упоминали его, и не просили там Аллаха благословить его, как господина – просто потому, что не признавали его как господина, а тяготели к хорезмскому шаху, который находился к западу, на территории современного Ирана и части Средней Азии.

Попытки Кучулука репрессиями запугать мусульманское население привели только к тому, что, когда Чингисхан появился на границе, все мусульмане разом радостно побежали к нему, стали открывать перед ним ворота и нападать на попавшихся по дороге киданьских воинов. Кучулук вместе с женой бежал куда-то в сторону Афганистана и там был то ли убит, то ли сам убился – в общем, умер он.

На этом Чингисхан решил, вроде бы, на некоторое время прекратить экспансию и заняться подчётом того, что уже навоевал. По совету киданьского мудреца Елюя Чуцая – знаменитый тоже человек, жаль, формат не позволяет чуть-чуть про него рассказать – по совету этого Елюя Чуцая он снарядил огромный караван в хорезмское шахство. К тому времени в державе Чингисхана появилось уже что-то типа бюрократии и учёта, поскольку после падения найманского ханства в его руках оказались уйгурские писцы, передавшие монголам уйгурскую письменность, пока те своей ещё не успели придумать, кроме того, в употребление пошли различные ханские печати, грамоты, титулы, подсчёт награбленного, должности разных казначеев – словом, всё, что полагается нормальной империи; вот решили и торговлей тоже заняться.

Хорезмское ханство было сильным, крупным государством, которое с помощью завоеваний достигло Персидского залива, что довольно значительно по тогдашним меркам. По современным подсчётам, хорезмский шах мог выставить в поле до пятисот тысяч воинов, в то время как Чингисхан, например, больше двухсот тысяч на него отправить не мог бы никак. Но не всё так гладко было в хорезмском королевстве: дело в том, что матерью правящего шаха была не туркменка, как сам шах, а представительница кипчакской знати. Знать эта в Хорезм откочевала из Великой степи, бежав от походов киевских князей на половцев, и таким образом составила нечто типа шляхетства такого, военной аристократии в шахстве хорезмийцев.

Самарканд был одной из жемчужин Хорезмской державы

Таркен-хатун, мать шаха, представляла собой, несмотря на возраст и пол, крайне волевую особу, возглавлявшую очень влиятельную политическую партию при дворе. Без её согласия шаху было довольно трудно сделать хоть что-нибудь. Например, ему пришлось в угоду ей лишить права наследования своего старшего любимого сына Джалал-ад-Дина и передать права на наследование другому своему сыну, который был этническим кипчаком. Шах в долгу не оставался, пытался всячески её ослабить – например, когда она вынудила уйти в отставку верного помощника шаха, его визиря, мотивировав это тем, что якобы “жемчужина его ума утонула в луже глупости”, шах недолго думая приказал по какому-нибудь надуманному поводу придраться к суждению помощника своей матери, шейха, который к тому же был связан с багдадским халифом, врагом и конкурентом шаха, приказал его казнить, а когда мать прибежала и стала его упрекать, сказал: “А что я мог поделать? Жемчужина его ума утонула в луже глупости”.

В общем, обстановка в шахстве была крайне далека от здоровой и конструктивной, и вылилось это в безобразный пограничный инцидент. Дело в том, что монгольский караван, вошедший в земли хорезмийцев, был то ли и правда напичкан разными шпионами и соглядатаями – ну, любил старый хан пошпионить по привычке, даже в мирное время – то ли это просто показалось тамошнему губернатору, неизвестно; факт тот, что караван был весь конфискован, а все его члены, кто попался, казнены. Убежала лишь буквально горстка человек, которые поведали обо всём дома.

Чингисхан потребовал выдать ему виновников ограбления каравана, а в ответ получил головы своих послов. После такого война была уже неизбежна. Дальше случилось странное: шах почему-то разогнал всю свою огромную армию по городам и стал чего-то ждать. Говорили, что он просто не доверял своим эмирам и думал, что обозлённые инцидентом с шейхом и визирем сторонники матери попытаются ему устроить карачун-секир-башку, воспользовавшись суматохой боя. По другим версиям, тут постарался опять же Чингисхан, подкинув ему фальшивое письмо якобы от его эмиров, которые обещали ему предать шаха и перейти на сторону монголов.

Как там было – неизвестно, но факт остаётся фактом: разогнав своё войско по гарнизонам и крепостям, шах просто потерял своё колоссальное численное преимущество и позволил монголам перебить его войско по частям. Сам шах был вынужден бежать и где-то там по дороге помер. Говорили, что добежал он до Каспийского моря, там то ли простудился, то ли ещё чего-то с ним стряслось – в общем, умер он. В живых остался его сын Джалал-ад-Дин, который довольно бодро принялся за оборону страны, но слишком многое уже было упущено, Джалал-ад-Дину пришлось отступать в сторону современного Пакистана, оттуда он, закрепившись, продолжал устраивать набеги на монголов и в результате был убит. На этом история хорезмийцев заканчивается.

Джалал-ад-Дин

После этого передовые войска Чингисхана совершили поход на Северо-Запад: им удалось разгромить половцев, аланов, после чего союз половцев и русских князей в знаменитой битве на Калке, потом добраться до Волжской Булгарии (это где современный Татарстан). Там они потерпели поражение и были вынуждены ретироваться обратно к Чингисхану.

Субэдэй-багатур и Джэбэ смотрят на вас, как на Волжскую Булгарию

Тем временем в 1227 году Чингисхан расшибся, упав с лошади; он был уже старым дедом, уже был довольно грузным, и ничего удивительного в этом нет. Расшибся он и с тех пор не вставал. В уже лежачем состоянии он скомандовал второй поход на тангутов, чтобы окончательно их разорить, приказал убить тангутского повелителя, всю его семью, а государство присоединить к империи. Он же в своей последней воле распределил завоёванные земли на всех своих сыновей: младшему сыну, Тулую, осталась Монголия, поскольку Тулуй по обычаю был “отчигином”, то есть хранителем очага, ему полагалось сидеть дома; старшему сыну Джучи, который, правда, к тому времени уже успел помереть, досталась будущая Золотая Орда, или Улус Джучи, так её тоже называют в историографии; сыну Чагатаю, славному своей суровостью, доставалась Средняя Азия – там, кстати, после этого сформировался чагатайский язык, который использовал арабскую письменность; верховным же ханом стал Угэдей.

Угэдей этот был такой товарищ компанейский, популярный и в войсках, и среди населения, любил устраивать пиры для своих людей, раздаривать завоёванные богатства – в общем, такой был товарищ, лёгкий. При этом сам он, честно говоря, никакими талантами не блистал, любил больше всего всё те же пиры. Сохранилась история о том, как ему, уже потом, когда он был Великим ханом, врачи прописали вдвое сократить количество кубков вина, которое он осушал каждый день. Ну, Угедей и сказал: хорошо, ладно, сократим вдвое – и приказал сделать себе новые кубки, в два раза больше прежних. Такой был шутник.

И в 1227 году Чингисхан помер. По поводу его смерти ходили самые бредовые слухи: что его какая-то там тангутская княжна ударила отравленным ножом, а сама побежала к пропасти и бросилась в неё… откуда и какие пропасти в Монголии – это знают только создатели мифов, я уже не говорю о том, что Чингисхан был старый дед и к каким бы то ни было княжнам приближаться на расстояние отравленного ножа ему уже не было ни малейшего интереса. Между прочим, в популярной франшизе Assasin’s Creed есть такой момент, где якобы его коня подстрелил из лука ассассин монгольский, чтобы вот он разбился и прекратил свои завоевания. Честно говоря, ассасин как-то запоздал, мне кажется, со своим луком, потому что стрелять из лука надо было лет за двадцать до этого, а в старого деда уже можно было не стрелять, а подождать полгода, он был и сам помер. К тому же предположим, да, что подстрелили, всё такое – ну и что? И чего добились? После этого монголы ещё завоевали ровно столько, сколько успели до этого. На Киевскую Русь и Восточную Европу они ходили уже сильно после Чингисхана – и ничего, это им не помешало нисколько.

После этого ещё плавали на Японию, завоевали Корею, завоевали на юго-западе государство Дали, присоединили Тибет – правда, в Тибете они настолько впечатлились местными монахами, что не аннексировали страну, а как бы так сделали её своей подопечной; с этой поры среди монголов начинает распространяться тибетский буддизм.

Почему войско Чингисхана было таким успешным? Начнём с того, что там была железная дисциплина, хорошая организация (по тому же десятичному принципу), была иерархия командования, никакой дурацкой феодальной раздробленности, когда все рыцари делали что хотели и никому не желали подчиняться, никто там не искал славы, не хотел попасть в царствие небесное – все делали что им велит командир. Сам командир при этом не скакал впереди всех на коне и получал первую же стрелу, после чего бой превращался в бессмысленную свалку, а спокойно сидел в своей в ставке (ставка называлась “орда”) и командовал с помощью хорошо налаженной связи: вестовые у него там были, всякие сигналы.

Кроме того, тактика не исчерпывалась банальным ударом в лоб тяжёлой кавалерией – хотя она как раз была – бой начинала лёгкая кавалерия, засыпая противника тучами стрел. После того, как противник либо начинал терять боевой дух, либо, наоборот, раззадоривался и рвался в бой, лёгкая кавалерия от такого изображала паническое бегство, враги бежали и попадали прямиком под удар со всех сторон тяжёлой конницы, всё это повторялось до полной победы.

Кроме того, монголы широко использовали всякие иностранные новинки, например, в Китае они сумели захватить довольно большое количество осадной техники, а также местных инженеров, которые помогали им с ней управляться – таким образом извечная проблема кочевой Орды, неспособность брать крепости, была решена. К этой проблеме они подходили находчиво, например, когда в Средней Азии оказалось, что больших валунов для катапульт, чтобы стены ломать, недостаточно, было приказано рубить тутовые деревья, разделывать их на чурбаки, чурбаки вымачивать в воде для утяжеления и вот ими уже обстреливать стены.

Монгольская империя, в целом, просуществовала довольно долго – если считать, разумеется, не саму империю, а, скорее, жизнь её осколков, то есть китайской династии Юань, нашей Золотой Орды, Чагатайского улуса в Средней Азии, Ильханата на Ближнем Востоке – по нескольким причинам: во-первых, хорошая организация, во-вторых, надо понимать, что тогда время было такое, что о национальных государствах мало кто задумывался, большинству простолюдинов было глубоко наплевать, кто там с них берёт дань – свои или чужие господа, для них это всё были господа и всё дань, не лучше и не хуже.

Кроме того, на стороне монголов была такая важная в культурном смысле вещь, как полнейшая веротерпимость. Сами по себе монголы в целом были язычниками и верили в Великое Небо, иногда персонифицировавшееся под именем Тенгри, которое как бы является отцом для всего сущего и с помощью дождя оплодотворяет Землю-Мать, Этуген-эхе. Много среди них было и христиан, как я уже говорил, причём там чуть ли не до трети были христианами, причём в самых могущественных племенах. Много было и буддистов, проникали и мусульмане в том числе, и все спокойно уживались. Точно так же поступали и по отношению к покорённым народам, что для них было вообще в большую диковинку: они-то привыкли, что каждое новое начальство начинает насаждать своих богов, и потому многие монголов откровенно поддерживали.

Можно вспомнить нашего князя Александра Невского, который с немецкими и шведскими крестоносцами бился как дьявол, а вот с монголами считал более разумным поддерживать очень аккуратные отношения, с уплатой дани с гарантией невмешательства. И нельзя сказать, чтобы он был неразумен, потому что господство монголов означало просто финансовые потери, а вот господство крестоносцев что означало для людей? Можно поинтересоваться историей западных славян, полабских всяких, поморян, жителей Померании, жителей Пруссии (я имею в виду не прусаков, а собственно пруссов): так вот посмотрите на то, что от них осталось. Ничего не осталось совершенно, их всех низвели и культуру уничтожили. Воля ваша, мне кажется, что уж лучше монголы, чем этакие добрые католики.

Золотая Орда тем временем практически перестала быть монгольским государством в первую же сотню лет. Дело в том, что монголы в ней составляли крайне немногочисленный процент населения, все остальные были либо всё теми же половцами, либо волжскими булгарами – предками современных татар, чувашей, башкир – а монголы растворились в их массе, вскоре Золотая Орда, уже при хане Узбеке, принимает ислам и становится чисто тюрко-исламским государством, после чего начинает дробиться, разваливаться на Большую Орду, Малую Орду, Ногайскую Орду и кучу других поменьше, Сибирское ханство – всё это потом входит в состав России. На российскую культуру Золотая Орда оказала огромное влияние – достаточно посмотреть на то, как одевались русские до монгольского нашествия (я имею в виду знать), потом на то, как они одевались после. Характерные кафтаны с завязочками, меховые шапки, сапоги такие, сабли, манера, мода – всё пришло с Золотой Орды. Это не хорошо и не плохо, это вот просто так вышло. Так бывает часто.

Ну и напоследок. Тем, кто заинтересовался темой, можно почитать, например, книгу Исая Калашникова “Жестокий век” – достаточно художественное изложение на тему истории Чингисхана. Ещё можно порекомендовать ни в коем случае НЕ приближаться к фильму “Монгол” режиссёра Бодрова-старшего, никогда не смотрите этот фильм, вообще, и даже не подходите к нему. Я как-то, когда он только вышел на экраны, сдуру пошёл на него в кинотеатр, да ещё и подружку там с собой потащил, и, мы когда вышли, она видит, что я чего-то иду и молчу, и она забеспокоилась, потому что я обычно рта не закрываю, и говорит типа, всё в порядке? А я так иду, молча перед собой гляжу невидящим взором и только думаю: “Будда благосклонный, что это такое сейчас было?!”

Фильм начинается с эпиграфа на чёрном фоне на тему того, что не надо обижать маленьких, а то вот они вырастут и тебе покажут. В последний раз я видел подобные эпиграфы в игрожуре времён 90-х годов, там ни одна статья не начиналась без идиотских народных мудростей, ни с селу ни к городу приплетённых к каждому параграфу. Но тут это снимал именитый режиссёр Сергей Бодров-старший.

Фильм снят на монгольском языке, чтобы для аутентичности, и показывался в одноголосом переводе. На роль Чингисхана был взят японец – это меня тут же удивило, поскольку с одной стороны аутентичность, а с другой стороны японец. Я понимаю, конечно, что режиссёру казалось “берём первого пойманного узкоглазого, наряжаем его в какой-нибудь халат – и всё, Чингисхан готов”, но мне, например, видно, что это японец, и в окружении более или менее монгольских физиономий он выделяется.

Кроме того, что у него за странный внешний вид? Режиссёр не потрудился узнать, как выглядели монголы в ту эпоху, как они одевались, какие у них были причёски, что они, например, заплетали множество мелких косиц в волосах, если знатные люди, а незнатные коротко более или менее стриглись и ничего не заплетали; это в фильме не показано. То есть с точки зрения достоверности это примерно как бесконечные русские в американских фильмах, которые похожи на каких-то сильно пьющих цыган и пляшут под балалайку и пьют водку из самовара.

Дальше стало понемногу ясно, что рассчитывать на воинские подвиги Чингисхана в этом фильме глупо, вместо этого там будет очень много его постельных подвигов, по поводу и без. В фильме его сватают к Бортэ – замечательно, потом его отца травят у ручья – замечательно, тот приезжает и умирает – хорошо, улус растащили – прекрасно, а Тэмуджину приходится сидеть в рабстве. Из рабства он сбегает.

Сбегает он не при помощи верных людей – верных людей, видимо, из-за низкобюджетности, некому было играть – вместо этого он сбегает, помолившись богу Тенгри (это Сергей Бодров так понимает тенгрианство, которое вообще, по сути, пантеизм, и никаких персонифицированных богов не подразумевает), после чего он бежит – зимой через степь! Ну, зимой - потому, что так его легче будет найти по следам на снегу, а во-вторых, так можно будет быстрей дать дуба от холода. Но бог Тенги – он такой, ему не страшны ни снега, ни следы, и потому Чингисхан сбегает.

Сбежав, он мгновенно вырастает – видимо, тоже по велению небес – и женится на сосватанной ему Бортэ, с которой тут же предаётся любви. Но семейной идиллии мешают приехавшие конные мазохисты. Эти люди говорят, будто они – племя меркитов, но я вам говорю, что это какие-то обманщики, меркиты никогда не наряжались в какие-то кожаные маски и вообще не были склонны к БДСМ. Они крадут Бортэ, и, чтобы вернуть её, Чингисхан едет к своему другу Джамуге…

Так, это мы опять вернулись к реальному. Джамуга, который, по всем свидетельствам, был такой симпатичный и даже немного женоподобный мужик с длинными ресницами и тонкими чертами лица, в фильме почему-то, видимо, сидел в тюрьме в Средней Азии, потому что похож он на уголовника из кинофильмов советских семидесятых годов. Никакой связи с видом монголов из описываемой эпохи в фильме нет. Так вот, этот самый фальшивый Джамуга принимает подаренную Тэмуджином доху… опять вернулись на реальные события.

И вместе они едут Бортэ спасать от конных мазохистов, после чего Тэмуждин опять придаётся с ней постельным утехам. Дальше к Тэмуджину от Джамуги начинают перебегать воины, он его окружает и берёт в плен, после чего продаёт его в рабство тангутам. Почему тангутам, почему не итальянцам или ацтекам – не знаю. Разницы нет никакой, ни у каких тангутов Чингисхан никогда не сидел в рабстве. Сидит он там в клетке прямо на рыночной площади. Клетка эта выглядит так, что Тэмуджин мог хоть пинком её сломать и убежать, но вместо этого он предпочитает сидеть с отсутствующим видом и опять молиться несуществующему богу Тенгри.

Бог Тенгри, видимо, пинком посылает к нему буддийского монаха щуплого телосложения, который просит Тэмуджина не уничтожать государство тангутов. Вообще, довольно трудно уничтожить что-либо, сидя в клетке на рынке, но монаху виднее, я не буду спорить. В обмен на обещание не ломать буддийские монастыри, монах идёт в неизвестном направлении куда-то в степь, чтобы найти Бортэ. Там он попадает в песчаную бурю и на последнем издыхании таки находит её.

Бортэ, видимо, все эти годы сидела и думала: “А куда это пропал Тэмуджин? Джамуга говорил, что на базар поедут”. Услыхав такие печальные вести от помирающего монаха, она собирается к тангутам. Так как водительских прав у неё, видимо, нет, она добирается до страны тангутов автостопом, попросившись к некоему караванщику в обмен на – да, вы угадали – на постельные утехи. Караванщик ей попался какой-то то ли с топографическим кретинизмом, то ли чересчур ушлый – потому что, хотя ехать до тангутов им было, ну, не знаю, максимум месяца четыре-пять, если более или менее по прямой, а плутать в степи негде, ехали они , по моим подсчётам, лет шесть, потому что приехали уже то ли с двумя, то ли с тремя детьми от этого самого караванщика.

После чего Бортэ, приехав и разобравшись в обстановке, даёт по башке охраннику, забирает ключ, открывает клетку, и они уезжают с Тэмуджином в степь, а по дороге – да, опять предаются постельным утехам. Тэмуджин при этом совершенно не интересуется, откуда у него вдруг развелось столько детей за время сидения. Приехав, Тэмуджин – опять по какому-то волшебству, не иначе, бог Тенги пособил – берёт неизвестно откуда огромную армию, которой даёт ценные указания. И все монголы подчинились этим указаниям (непонятно с чего), кроме Джамуги.

После чего нам показывают – я бы сказал, что это битва, но это никакая не битва, это просто стоит одна и та же толпа массовки, показанная с двух разных сторон, после чего из неё выезжают какие-то ниндзя-джигиты (я не знаю, кто это, в странных шлемах с закрытым лицом) и начинают пафосно сказать, размахивая какими-то парными саблями, которые, судя по виду, украли из реквизита для армии персов из “Трёхсот спартанцев”.

Потом начинается гроза, бьёт молния – опять бог Тенгри, это секретное оружие такое у Тэмуджина было, «божественное вмешательство», как у паладина там какого-нибудь или жреца – и всё, на этом всё кончено, и нам показывают чёрный экран, и закадровый голос говорит: “Здесь должны были быть всякие битвы, покорение Китая и Средней Азии, но у нас кончились деньги, мы вместо этого показывали постельные утехи и порождения собственной больной фантазии, так что очень жаль, фильм окончен.” Ну, говорит он чего-то не совсем то, но смысл примерно такой.

В общем, избегайте этого фильма, он не имеет не то что какой-то художественной ценности, он вообще непонятно почему называется “Чингисхан”, это ведь он под “Монголом” имеется в виду, он мог бы называться, не знаю, “Лермонтов”, и смысла было бы в нём не больше и не меньше, чем так, как получилось. Я знаю, тут многие в комментариях, что я смотрел к этому фильму, визжали, что “Это не важно, что не имеет никакого отношения, ведь главное, что такое художественное вИдение”, но мне кажется, что, если режиссёр снимет фильм про Наполеона, где Наполеон будет пожилой негритянкой, больной раком и страдающей от неразделённой любви к своей соседке, мне кажется, не поймут режиссёра. Скажут, что Наполеон был несколько не такой, он не страдал от любви и не был негритянкой, а он ходил и бился на Бородинском поле с Кутузовым, и вот… а про Чингисхана почему-то можно наснимать ерунды с завёрнутым в банный халат японцем. Ну, не знаю. Мне кажется, это не очень хорошо.